Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности] - Михаил Ахманов

Размышляя над этим, Дженнак все чаще вспоминал слова О'Каймора, пирата и морехода, разбойника и купца, имевшего смутное понятие о сетанне, но способного услыхать звон монет на расстоянии соколиного полета. Ты, милостивый господин, проживешь долгую жизнь, - говорил О'Каймор, - и ты увидишь, как серебро и золото завоюют весь мир. Деньги, светлый мой вождь, сильнее оружия и всех Святых Книг кинара, и придет день, когда ни один властитель в Эйпонне в том не усомнится. Ты доживешь, увидишь… Ибо ты - избранник богов!

Но если деньги столь могущественны, если могут они перевернуть весь мир, то надо было готовиться к новым потерям, к утратам, связанным не с близкими людьми, но с самой жизнью. До сих пор человек обретал власть по праву рождения и высокой своей сетанны, по своему достоинству и чести, по своей силе и своим талантам. Но если сила - это богатство, то к чему достоинство и честь, благородство крови и божественный дар мудрости? Тот, у кого больше золота, построит больше кораблей, отольет больше стволов для метания ядер, купит больше рабов-наемников в Земле Дракона или в иных землях, коим нет числа в Эйпонне и Риканне, купит все и всех, и победит! Одолеет даже избранника богов, ибо власть денег пересилит власть над временем… И если так случится, не станет ли светлая кровь товаром, который начнут продавать вместе с кувшинами вина и бочками пива? Не растворится ли божий дар среди земных сокровищ - тех, что не стоят ни вздоха, ни лишнего дня жизни?

Как сказал О'Каймор, доживешь, увидишь… Увидишь! Воистину, путь кинну - дорога утрат!

Стонущие крики, названные Арзой воплями попугая, продолжали преследовать отряд, пока воины пробирались в чаще, среди гигантских древесных стволов, оплетенных лианами. С ветвей, простиравшихся высоко над головой Дженнака, тоже свешивались бурые и зеленые канаты толщиной в руку; они висели неподвижно, но временами вверху проносилась стая крупных собакоголовых обезьян или неторопливо скользил питон в расписной чешуе, и тогда лианы начинали дергаться и колебаться, будто отплясывая медленный танец чиа-каш, какой исполняется в Дни Предзнаменований, в момент прощания с минувшим годом.

Дженнак, задирая голову, пытался разглядеть сквозь прорезь шлема источники протяжных воплей, однако видел лишь плотную листву, темно-изумрудную и глянцевитую у железных деревьев, светлую, с розовым отливом - у красных, и всех оттенков зелени - у остальных, напоминавших знакомые магнолию, орех или дуб, акацию или фейхоа, и, в то же время, в чем-то отличных от них. Воистину, джунгли являлись царством Тайонела, где собраны были такие чудеса, каких не видели в Верхней Эйпонне и даже по ту сторону Бескрайних Вод! Правда, кейтабцы из Лизира утверждали, что в Жаркой Риканне, за степями и пустынями чернокожих, растет такой же непроходимый лес, где не видно солнца, и в душном воздухе купаются деревья ста пород… И, по их словам, в тех краях тоже была река, мутная и огромная, струившая воды свои к океану…

Дженнак покосился на Ирассу, шагавшего рядом с копьем в левой руке и щитом, свисавшим с правого плеча. В серых глазах юноши сверкало любопытство, и Дженнаку невольно вспомнился Амад, столь же любопытный и жадный до чудесных зрелищ. Бихара просил взять его с собой, но в том ему было отказано, так как джунгли неподходящее место для человека пустынь; и вряд ли у местных дикарей-людоедов Амад сумел бы научиться новым песням или послушать занимательные сказания. Скорее всего, получил бы ядовитую колючку в лоб, завершив на том свои странствия! Такого исхода Дженнак допустить не мог - ведь спутник его пока что не видел истинных чудес Эйпонны, храма Вещих Камней в Цолане, моста над проливом близ Лимучати и золотых шпилей над дворцами Инкалы!

Ирасса, не замедляя шагов, коснулся руки Дженнака.

– Скажи, мой лорд, как будешь ты толковать с дикарями? Тебе знакома их речь?

– Нет, парень. Но есть язык киншу, понятный всем. Слышал о таком?

Ирасса покивал головой в тяжелом шлеме.

– Конечно. Отец даже пытался меня научить и драл перевязью от меча, когда я садился в позу молитвы вместо позы внимания. И крепкая же у него была перевязь! Как вспомню, до сих пор задница свербит!

Невольно усмехнувшись, Дженнак сказал:

– Позы это начало языка; главное - жесты. Не все их знают, зато понятны они всем, даже человеку, который впервые встретился с мастером киншу.

– Не все знают, зато понятны всем… - повторил Ирасса. - Возможно ли такое, мой господин?

– Возможно, если жесты таковы, что исходят из потребностей и желаний человеческого разума и тела. Ты подносишь ко рту сложенные ковшом ладони - значит, хочешь пить; ты переставляешь пальцы вдоль бедра, медленно или быстро - значит, хочешь уйти или убежать; ты махнул рукой перед носом и втянул воздух - это ощущение запаха; ты наступил ногой на оружие - значит, желаешь мира. А если лицо твое обращено вверх, а руки раскинуты, как крылья птицы и обнимают все сущее, то это значит…

– …что ты взываешь к богам, - закончил Ирасса.

– Значит, ты понял, в чем смысл киншу, - сказал Дженнак, коснувшись пальцами уголков губ и растягивая их в нарочитой улыбке - то был жест довольства.

– Но если ты сумеешь столковаться с этими арахака, то что ты скажешь им? Что, если эти потомки свиньи и койота не захотят мириться и родниться с жирным Кро'Тахой?

Вопрос был неглуп; такая любознательность доказывала, что Ирасса с течением лет мог сделаться неплохим накомом, мечтающим не о битвах, а о победах. Победы же достигались разными способами, и кровопролитие было самым жестоким и отвратительным из них. Внушить врагам трепет и добиться покорности, не обнажая клинков - вот цель истинного вождя! А еще лучше, если добьется он не покорности, но согласия и дружбы.

– Я скажу арахака, что рениги больше не станут жечь их лес, и что они желают торговать, а не воевать. Еще скажу, что девушки арахака возлягут с ренигами, а девушки ренигов - с молодыми вождями арахака. И что рожденные ими будут править и властвовать в этой земле.

– Мудрые речи, мой лорд, хоть я и не ведаю, как ты объяснишь все это знаками! Но пусть растолкуешь, пусть тебя поймут - и не согласятся! И что тогда? Не резать же нам этих несчастных недоносков!

Парень умнеет на глазах, подумал Дженнак, а вслух произнес:

– Всякое племя сильно своим числом, умением и богами. И если даже не верит оно в богов, то все равно не обойдется без них - ведь природа человеческая такова, что неприглядное деяние всякий из нас стремится прикрыть божественной волей. Помнишь, говорил я тебе о тасситах, верящих в Пятую Книгу кинара, где сказано будто бы, что Мейтасса станет править миром? Тасситы многочисленны и жестоки, но даже они не начнут большую войну, пока не найдена Пятая Книга и не прочитано пророчество богов… Нет, не начнут! Ибо им, как и любому, нужно оправдание, хотя бы в собственных глазах.